| Меню сайта |
|
|
 |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0
| Форма входа |
|
|
|
 |
Приветствую Вас, Гость.
Текущая дата: Пятница, 2024-04-26, 5:51 PM |
Освоения Ижорской земли и образование Ингерманландии
История освоения Ижорской земли
Образование Ингерманландии
Семейство Скавронских
Славянская (Озинская) мыза
Графиня Юлия Павловна Самойлова (Пален)
Портреты Ю.П. Самойловой
Дворец Ю.П. Самойловой (Графские развалины)
Церковь святой великомученицы Екатерины
История освоения Ижорской земли
Территория Ленинградской области оставалась покрытой материковым льдом еще тогда, когда более южные районы Европейской части России были уже сравнительно густо заселены человеком. Она освободилась из-подо льда приблизительно лишь 12000 лет тому назад . Однако, и освободившись ото льда, эта территория еще долго оставалась недоступной для заселения человеком. Значительная ее часть подвергалась неоднократному затоплению водой, образующейся от таяния льда.
Начальное освоение региона относится к периоду среднего каменного века - мезолиту. Уже в Х-IV тысячелетиях до н.э. немногочисленные коллективы охотников, рыболовов и собирателей продвигаются на Карельский перешеек, запад и восток современной Ленинградской области. Оставленные ими памятники - первобытные стоянки - располагались на берегах тихих, мелководных водоемов, богатых рыбой. О развитом рыболовстве свидетельствуют относящиеся к этой эпохе находки сетей. Разнообразные орудия труда и предметы вооружения изготовлялись из кремня, кварца, кости и рога. Некоторые из них свидетельствуют о налаженном торговом обмене с районами Прибалтики и Поволжья.
Следующий период древнейшей истории края отражен в материалах стоянок нового каменного века - неолита (V-III тысячелетия до н.э.) . Древний человек, обитавший в этот период на территории современной Ленинградской области, жил в окружении густых смешанных лесов (дуб, вяз, орешник, липа, ива, береза, ольха, ель, сосна), богатых различными животными (лось, тур, плосколобый бык, косуля, кабан, бобер, северный олень, соболь, бурый медведь). Бедность почвы, сильная каменистость ее и густые леса не создавали предпосылок к развитию земледелия и скотоводства не только в неолите, но и в более позднее время - в эпоху раннего металла. Вместе с тем, обилие леса, богатого зверем и птицей, огромное число водных бассейнов, изобилующих рыбой, давали возможность для успешного занятия рыболовством и охотой.
Низкий уровень развития производительных сил исключал возможность существования человека вне коллектива. Основой общественной организации того времени был род. Ограниченная площадь, занятая древними поселениями и небольшое число жилищ показывает на малочисленность родовой организации. В суровых условиях Севера при экстенсивных способах ведения хозяйства - охоте и рыболовстве - существование многочисленной родовой общины было невозможно, поскольку она не была в состоянии обеспечить всех своих членов пищей.
В период неолита и раннего металла люди жили в небольших поселках, на берегах рек, преимущественно близ устья или в тихих и узких заливах больших озер, затерянные среди огромных массивов окружающего их леса. В холодное время года убежищем для них служили зимние жилища преимущественно полуземляночного типа - основанием углубленным в землю, и верхней частью, выходящей наружу. В теплое время года, вероятно, использовались легкие шалаши, которые должны были укрывать людей от дождя и служить некоторой защитой от гнуса. В период неолита в быт человека входит неизвестная ранее традиция изготовления глиняных сосудов. Сосуды имеют остродонное днище, орнаментированы гребенчатым штампом, ямками и насечками.
Со II тысячелетия до н.э. начинается эпоха раннего металла. Именно в это время происходит первое знакомство обитателей края с производством меди, бронзы, позднее - железа. Древнейшие металлические изделия были еще крайне немногочисленны, в быту по-прежнему широко использовались каменные и костяные орудия. Ярким признаком новой эпохи является появление керамики с плоским дном. Меняется и характер ее орнаментации, для которой становятся типичными оттиски такни (текстиля). Период культуры текстильной керамики - это начало формирования финно-угорских племен региона.
Корелы, ижора, водь - эти племенные названия хорошо известны историкам по новгородским летописям. Племена финно-угорского происхождения, до наших дней сохранившие свой язык, входили в состав Новгородской земли ХII-ХV вв . Карелы населяли Русскую Карелию, центром ее была новгородская крепость Корела на месте нынешнего Приозерска. Ижора (ижера, инкеры, ингеры, Ingria, ингрикоты), родственная карелам, расселилась по рекам Неве и Ижоре. Водь жила на побережье Копорского залива, к востоку от устья Луги.
Все эти племена в Новгородском государстве сохраняли известную самостоятельность. Правили ими собственные вожди, а в новгородских войсках были их особые военные ополчения. Ижора несла пограничную службу на рубежах Новгородской земли. Повесть ХIII века рассказывает: «Бе некто муж, старейшина земли Ижерской именем Белгусичь; поручена же бысть ему стража утреничная морская, восприять же святое крещение и живяще посреди рода своего». Это Белгусич (Пелгусий) предупредил князя Александра Ярославича о готовящемся нападении шведов.
Ижора, водь, корела впервые упоминаются в источниках не ранее XI столетия . Первые славянские поселенцы застали здесь другие племена: в русских летописях упоминаются «чудь», «весь», «меря». По-видимому, это племенные объединения, которые со временем распались, изменили свои границы и названия, слились с другими племенами и общинами. В течение нескольких столетий славянское население продвигалось из лесостепной зоны Восточной Европы с юга на север. По большим и малым рекам, осваивая необозримые лесные пространства, расселялись земледельцы и бортники, свободные славянские общинники «каждый родом своим особе».
Процесс этот, который историки называют «славянской колонизацией лесной зоны Восточной Европы», был длительным и сложным. Далеко не всегда местное население безропотно уступало место пришельцам. Но часто, по-видимому, для новых поселенцев находилось достаточно свободного места: чем дальше двигались они на север, тем больше было неосвоенных земель, невырубленных лесов, незанятых пойм. На речных мысах возникали родовые градки славян, а в соседних урочищах нередко по-прежнему жила «чудь белоглазая», внимательно присматриваясь к хозяйству, быту, обычаям пришельцев.
Славяне принесли в лесную зону новую, прогрессивную форму хозяйства - пашенное земледелие. Заимствуя земледельческие орудия, навыки обращения с ними, местное население естественно сближается со славянами. Новые отношения ломают прежнюю родовую замкнутость; славянские и чудские земледельцы все чаще сообща осваивают новые земли, расселяются вместе или «чересполосно». Градки славян становятся опорными пунктами дальнейшей земледельческой колонизации, экономическими центрами округи с разноэтничным, но все более ославянивающемся населением.
В середине IX века на северо-западе Восточной Европы складывается обширное, но на первых порах непрочное объединение славянских и неславянских племен - словен, кривичей, чуди, мери. Как сообщает русская летопись, одно время эти племена платили дань варягам - воинственным дружинам скандинавских викингов (норманнов), опустошавших в IХ-Х вв. прибрежные страны Европы. В 859 г. племена северорусских земель, объединившись, «изгнаша варягы за море, и не даша им дани. И почаша сами в себе володети». Однако разноплеменный союз быстро распался. «И въста род на род и быша усобице в них, и воевати сами на ся почаша».
Усобицы и раздоры, видимо, были результатом не столько межплеменных, сколько внутренних, социальных противоречий. Во всяком случае, и среди словен и у чуди нашлись «нарочитые мужи», для которых выгоднее было не искать «правду» в спорах и усобицах с соплеменниками, а силой навязывать им удобный для себя порядок - «наряд», как называли на Руси нормы и законы, установленные княжеской властью. В поисках этой силы северорусская знать решилась обратиться к помощи варяжских дружин. Так родился знаменитый призыв, запечатленный Начальной летописью: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да пойдите княжить и володеть нами».
Предводителями дружин, «призванных» на помощь словенской и чудской знатью, предание называло варяжских князей Рюрика, Трувора и Синеуса. В 862 г. они «придоша к словенам первее и срубиша город Ладогу». Шаг за шагом укреплялась великокняжеская власть, ломавшая сопротивление независимых общин, старой племенной знати, дружинной вольницы. Возникают опорные пункты молодой государственности, где дружины могут становиться на отдых, а в случае нужды - выдержать осаду. Здесь скапливаются собранные дани, а со временем появляются постоянные княжеские гарнизоны. Такие местные центры-погосты на Северо-западе, по Луге и Мсте, впервые упомянуты в летописи под 947 г.
Сеть погостов, осуществляющих княжеский контроль над свободными земледельческими общинами, знаменует новый этап в развитии раннефеодального государства. Завоевания, далекие походы за добычей и славой, внешние связи отступают на второй план. Великолепие и мощь Древнерусского государства основой своей имели не богатства торговых гостей, не отвагу грозных дружин, а труд пахарей и лесорубов, бортников и ремесленников. В суровой борьбе с природой протекала жизнь ижорского крестьянина. Деревянной сохой он царапал скупую песчаную или болотистую почву, мозолистыми руками выкорчевывал лес, отвоевывая у природы клочок поля. Удобрялась земля золой от сожженного леса. Кроме ржи, овса, ячменя сеяли крестьяне горох, гречиху, лен, выращивали хмель и овощи. Обработка льна, пивоварение, бортничество, а позднее пчеловодство были хорошо известны жителям нашей местности.
Первые же сведения о них можно прочесть в "переписной Окладной книге по Новугороду Вотьской пятины 7008 (по современному летоисчеслению 1500 года ) году":
«Деревня Гайкуево (современное Гайколово, Павловская улица) на реке Ижоре: двор Овсевко Микитин, дети его Ивашко да Федко, двор Федко Микитин; сеют ржи шесть коробеи, а сена косят сто копен, полторы обжи. А дохода гривна и полосьмы денег, а из хлеба четверть, а ключнику две деньги.»
«Деревня Словенка (современная Покровская) на реке Словенке: Двор Савелко Курилов, двор Якуш Кирив; сеют яри десять коробей, а сена косят пятьдесят копен, обжа. А старого дохода гривна, пол барана, куря, полторы бочки пива, острамок сена, пол сажени дров, а из хлеба четверть, а ключнику полчетвертки ячменя, ведро пива, горсть льну, пол деньги. А нового дохода три гривны с полу деньгою, пол барана, пол бочки пива, острамок сена, пол сажени дров, а из хлеба четверть, а ключнику доход по старине.»
«Деревня Мандорово (современное Монделево). Двор Недко Гридин, двор Федко Макуев; сеют ржи четыре коробьи, а сена косят 50 копен, обжа. А дохода полторы гривны, а из хлеба четверть, а ключнику деньга, ведро пива, горсть льну.»
«Деревня Пязнево (современное Пязелево). Двор Семенко Ивашков, двор Игнатко да Офонаско Семеновы; сеют ржи четыре коробьи, а сена косят 50 копен, обжа. А дохода две гривны и полчетверти деньги, а из хлеба четверть, а ключнику деньга.»
«Деревня Лукосица (современные Лукаши): двор Ивашко Фомин, двор Игнат Васков, сын его Иевко, двор Матюк Васков, дети его Перхушкода и Яшко, двор Яшко Кондратов; сеют ржи двадцать коробей, а сена косят сто копен, пять обеж. А дохода с них хлеба по спом: двадцать коробей ржи, полтретьятцадь коробей овса, пятнадцать коробей ячменя, шесть бочек пива, двенадцать денег.»
Образование Ингерманландии
Данные новгородских писцовых книг подтверждают, что к исходу XV в. территория Водской пятины в основном была заселена, несмотря на многочисленные войны. Именно в этот период здесь сложилась устойчивая система поселении — основа их современной сети. Большинство историков сходятся в том, что с 1470-х до начала 1570-х гг. в землях Водской пятины происходил рост населения и сельскохозяйственного производства. Число образовавшихся здесь населенных пунктов было максимальным за всю историю региона; правда, почти все эти поселения имели один-три двора.
Но писцовые книги 1571 и 1573 гг. рисуют здесь же картину ужасающего запустения. Именно с опричного разгрома 1570-х гг. можно говорить о запустении как таковом; например, в Ореховецком уезде «процент пустоты» земель в начале 1570-х гг. составлял 71,6%. Военные действия 80-х годов значительно усилили запустение — так в том же Ореховецком уезде сохранилась лишь пятая часть существовавших ранее поселений. Однако беды Ижорской земли как и всей России на этом не закончились.
Со смертью Федора Ивановича прервалась царская династия Рюриковичей, после чего в разоренной войнами и опричниной стране начинается эпоха «смутного времени», когда борьба за престол перемежается с восстаниями доведенных до нищеты и отчаяния крестьян и посадских людей и с вторжениями из соседних государств Речи Посполитой и Шведского королевства, стремившихся посадить на русский престол своих ставленников и добиться отторжения некоторых русских земель.
Воспользовавшись трудностями России, Карл IX шведский предложил Василию Шуйскому военную помощь, в оплату за которую Швеция должна была получить Карелию и Ижорскую землю. В 1609 году в Выборге был подписан секретный договор, закрепивший эти планы. А в 1610 году, после поражения русско - шведских войск при Клушино, шведы прекратив помощь, захватывают ижорские и карельские города, добравшись в конце концов и до Новгорода. Ослабленная Россия не могла продолжать войну и пошла на заключение в 1617 году Столбовского мира, по которому Ижорская, Водская и Карельская земли отошли к Швеции, войдя в состав провинции Ингерманландии.
Через год после заключения Столбовского мира шведское правительство передало входившие в состав Ингерманландии Нотеборгский и Кексгольмский уезды ( лены ) в аренду полководцу Якобу де ла Гарди — сначала на 6 лет, а затем еще на 4 года. Однако оно заранее планировало последующую раздачу этих земель новым владельцам. Одним из них стал К.К.Юлленъельм, который уже в 1622г. получил 241 обжу в Ижорском и частично в Спасском погосте.
Карл - Карлсон Юлленъельм играл важнейшую роль в разработке и проведении в жизнь политики устройства новой шведской провинции. Король Густав П Адольф имел в этом отношении самые обширные планы: предполагалось вновь заселить опустевший в результате военных действий край, построить здесь новые города, развивать хозяйство и торговлю. В своих будущих владениях, расположенных вдоль Невы, Славянки и Ижоры, Юлленъельм предполагал построить небольшой городок «для ремесленников», поселить крестьян и поставить несколько усадеб. В Славянской волости первоначально предполагалось устроить скотный двор: конюх Юлленъельма уже завел там хозяйство, не дожидаясь официального отвода земли. В 1620 г. Юлленъельм оставил свой пост и вернулся в Швецию. Однако его проект начал реализовываться в 1624 или 1630 г., когда истекли сроки арендного контракта Я. де ла Гарди.
В документах 1651 г. упоминается три принадлежавших потомкам Юлленъельма усадьбы: Карлберг, Риббенгсхольм и Гудилов. К первой, самой крупной, было приписано 82 крестьянских двора. Господский дом и лютеранский приходской центр появились в Карлберге в первой половине ХVII века. Во второй половине ХVII в. усадьба принадлежала наследникам «покойного высокорожденного Севеда Риббинга», который был тестем Юлленъельма, руководителем налоговой службы Швеции. Земли фамилии Риббинг охватывали обширную территорию в междуречье Славянки и Ижоры, вдоль которых и распологались приписанные к Карлбергу деревни и хутора. Входившие в состав имения деревни по ингерманландским масштабам были достаточно большими — 3-5 дворов.
Населяли их исключительно шведские крестьяне (Мартин Ёрансон, Олоф Андерсон и др.). Здесь имелось и несколько хуторов, из которых следует обратить внимание на находившийся близ усадьбы хутор Андреовцына (сейчас здесь проходит улица Антропшинская), где жил некий Борге Матсон. При въезде в имение, у большой дороги, соединявшей Карлберг с мызами Сарис, Антола, Мойсина и Хатчина, стояли два кабака. Господский дом стоял на холме, над долиной Славянки, в районе ныне действующей православной церкви святой Екатерины.
Судя по изображению на шведском плане, дом был полутораэтажным (включая высокий цоколь без окон — возможно, сделанный таким в целях обороны), с главным фасадом, завершенным крутым щипцом, с подобными же щипцами на торцах. Кровлю венчали две дымовые трубы и три флюгера. В трехстах метрах к северо-востоку от господского дома, также на краю речного обрыва, распологалась кирха-базилика с высокой колокольней.
Община Славянка (Венйоки) основанная в 1641 году, являлась самым большим лютеранским приходом , в Ингерманландии. Как свидетельствуют шведские планы, помимо кирхи приходской центр включал пасторат. Он был расположен в километре к северу, на левом берегу реки Поповки, на землях, которыми владел Петер Шернкранц. Западнее, у устья этой реки находилась принадлежавшая ему же деревня Пязула (ныне Пязелево). Глядя на шведскую карту, мы видим, что в названиях новых поселений и старых деревень появляется формат —ла или -ля, стоящий в конце географического названия.
Форманты —ла или —ля являются характерным признаком обозначения селения на прибалтийско-финских языках. Связано это с массовым появлением на территории нашего края финских переселенцев в ХVII веке. Ингерманландия привлекала безземельных финских крестьян не только свободными землями, но и тем, что жители завоёванной провинции освобождались центральной властью от несения военной службы. Положение же оставшегося коренного местного населения становилось всё более трудным, ибо оно было задавлено, с одной стороны, всё возраставшим налоговым прессом, а с другой - усиливавшейся угрозой насильственного обращения в лютеранство. Исход православных крестьян в Россию лишь способствовал переселенческим процессам, поскольку предоставлял финнам новые пустующие земли. В итоге, в результате первой миграционной волны, к 1640 г. финское население достигло 7 тыс. человек, составив 30% всех тогдашних жителей Ингерманландии.
Второе массовое переселение из Финляндии наблюдалось после русско-шведской войны 1656-1658 гг., во время которой Ингерманландия вновь стала ареной военных действий и была подвергнута опустошению: в жерновах войны погибло около трети местного населения. Многие, оказав поддержку русским войскам, вынуждены были бежать в Россию после того, как последним изменило военное счастье. На опустошенные земли вновь прибыли переселенцы из Финляндии. К началу 1660-х гг. доля финнов равнялась 40% всего населения, а к концу столетия этот показатель вырос до 70%. Более всего финнов обосновалось в Ореховецком лене к которому и были приписаны окружающие нас деревни, они составляли здесь до 92% всех жителей.
Историческая справка
Приход Венйоки основан в 1641 году во время шведского владычества. Вначале приход имел две часовни в Лиссила и Инкере. Первая деревянная церковь построена в 1803 году. Каменная церковь, рассчитанная на 1100 сидячих мест построена в 1885 году. В 1903 году неподалеку от церкви прошел общеингерманландский песенный праздник. 19 сентября 1937 года прошло последнее богослужение, после которого церковь была закрыта. Последний ее пастор Пекка Бракс был арестован и расстрелян в Левашовской пустоши. С послевоенного времени в церкви находится лаборатория ВИР. Уже в 1970-е годы было варварски разрушено кладбище у стен церкви. В 1977 году был зарегистрирован Пушкинский приход, заменивший приход Венйоки. Богослужения с тех пор проходят в здании бывшей немецкой лютеранской церкви в центре Пушкина, переданной приходу. До 1990 года Пушкинский приход был единственным в Ингерманландии. После учреждения в 1988 году Общества ингерманландских финнов "Инкерин Лиитто" многие жители Пушкина и окрестностей участвовали в работе Колпинской организации. 23 декабря 1998 года была учреждена собственная Пушкинская (Венйокская) организация ИЛ. С октября 1999 года действует детский клуб Венйоки, благодаря которому дети могут прикоснуться к национальной культуре, сделать первые шаги в финском языке. Клуб действует на базе подросткового клуба "Юность" (Пушкин, ул. Широкая,16). Коллектив активно участвует в работе клуба, выступая на различных детских праздниках и фестивалях, проходящих в Пушкине. В апреле 2001 года в качестве утвержден проект герба Венйокской организации ИЛ и детского клуба, подготовленный художниками-геральдистами Владимиром Зерновым и Александром Гуриновым. Синие полосы символизируют реки Славянка и Ижора, текущие около Пязелева почти параллельно. Цветком обозначно место церкви прихода Венйоки. 3 февраля 2002 года в пушкинском краеведческом музее открыта постоянная экспозиция, посвященная ингерманландским финнам. Инициатором выступила Лидия Орлова (Хяркинен). Материалы экспозиции предоставлены членами Венйокской организации.
Председатель Андрей Пюккенен 465-23-77.
Руководитель детского клуба Дарья Пюккенен 465-23-77.
Семейство Скавронских
Братья Екатерины I, как и она сама, вышли из курляндских крестьян латышского происхождения.
ГЕРБ ГРАФОВ СКАВРОНСКИХ - Обоснование символики:
Жаворонок, изображение которого заимствовано с центрального щитка родового герба графов Скавронских, чей род с 1727 года владел здешними землями более ста лет.
Жаворонок — вестник рассвета, показывает, что район и город одними из первых в Подмосковье встречают рассвет — район расположен на юго-востоке области. Лазоревые и серебряные волнообразные пояса символизируют природные особенности — реку Оку, многочисленные озёра, расположенные на территории района, делая герб «гласным».
Лазурь — символ чести, преданности, истины, чистого неба.
Серебро — символ простоты, мудрости, мира и взаимосотрудничества. Сквозной ромб (челнок) характеризует район как текстильный, получивший своё развитие благодаря текстильным мануфактурам. Золотой колос указывает на наличие сельского хозяйства в районе.
Золото — символ прочности, величия, богатства, интеллекта, великодушия. Зелёный цвет полей указывает на обилие в районе лесных массивов.
Зелёный цвет — символ весны, радости, надежды, жизни, природы, а также символ здоровья.
Один из них (Фридрих) семьи не имел, но вот у старшего брата Карла семья была. Их привезли в Россию ещё при жизни Петра I, но императору не представили. У Карла Самуиловича помимо трёх дочерей и двух сыновей был третий сын Мартын Карлович (1716-1779 гг.), впоследствии ставший генерал-аншефом, обер-гофмейстером двора.
Он был воспитан в Петербургской гимназии при Академии Наук вместе с младшим братом Иваном Карловичем (родился 2 января 1718 г. - умер от раны 30 ноября 1742 г., холост). При Анне Иоанновне служил в армии, но позже Елизаветой Петровной был возвращён ко двору и сделан камергером.
Мартын Карлович женился на М. Н. Строгановой, от этого брака в 1757 г. у них родился сын Павел Мартынович Скавронский, который был воспитан за границей и не интересовался ни Россией, ни имением отца, перешедшим ему в наследство. Говорят, что когда он приезжал в своё имение, прислуга с ним разговаривала не иначе, как речитативом, получая приказания из уст графа тоже в музыкальной форме. Во время обедов и ужинов графские слуги исполняли дуэты, трио и квартеты, а из оранжерей и дальних комнат неслись торжественные хоры. 10 ноября 1781 г. Павел Мартынович вступает в брак с Екатериной Васильевной Энгельгард, племянницей Потёмкина-Таврического.
"Она всех сестёр была пригожее, и дядюшка в неё влюбился; влюбиться на языке Потёмкина значило наслаждаться плотью; любовные интриги оплачивались от казны милостью и разными наградами, кои потом обольщали богатых женихов и доставляли каждой племяннице, сошедшей с ложа сатрапа, прочую фортуну", - так писал князь И.М. Долгорукий, двоюродный брат графа П.М. Скавронского.
Жена выпросила мужу несколько чинов и орденов, но когда Скавронский был назначен русским посланником в Неаполь, и должен был уехать, его жена осталась в Петербурге, что того очень огорчило, так как он знал о её связи с Потёмкиным, который позже сделал свою племянницу статс-дамой.
Через пять лет уже больной муж Скавронский упросил Екатерину Васильевну приехать к нему в Италию. 23 ноября 1793 года граф Павел Мартынович умирает и вдова, никогда не любившая мужа, возвращается в Петербург. У супругов Скавронских было две дочери. (Со смертью П.М. Скавронского род Скавронских по мужской линии обрывается.)
Младшая дочь - Екатерина Павловна - молоденькой фрейлиной была выдана замуж (2 сентября 1800 г.) по воле Павла I, против своего желания, за генерал-майора, князя П.И. Багратиона, которому тогда было уже 5 лет. Супруги не сошлись характерами, и Екатерина Павловна вскоре покидает мужа и поселяется в Вене. Князь Багратион тщетно пытается побудить жену вернуться в Россию, прибегая к содействию посла А. Б. Куракина. Молодая княгиня, ссылаясь на своё слабое здоровье, предпочла навсегда остаться за границей. "При своей красоте и привлекательности она собрала вокруг себя замечательное обществ" - писал о ней Гёте. В 1812 году в Бородинском сражении Багратион получает смертельную рану и умирает.
Старшая же дочь Екатерины Васильевны и Павла Мартыновича выходит за графа Павла Петровича фон дер Палена, отец которого принимал активное участие в заговоре против Павла I.
ГЕРБ ГРАФОВ ПАЛЕН - Обоснование символики:
Герб графов фон-дер-Пален ("Гербовник", ч.IV, № 10) представляет собой щит, разделённый на две части. В верхней(меньшей) в золотом поле изображён вылетающий государственный российский двуглавый орел, на груди которого в щитке, имеющем голубое поле, вензелевая буква "П" с цифрою 1. В нижней части щита повторен баронский герб фамилии фон-дер-Пален. Баронский герб Паленов представляет щит, разделённый крестообразно на четыре части, а в середине щита ещё малый щиток с изображением древней эмблемы этого рода: в золотом поле три зелёные листа, сложенные в форме треугольника. Части главного щита, первая и четвёртая, имеют голубое поле, а первая и третья - золотое. На полях этих изображены: в первой части золотой лев, окружённый четырьмя серебряными розами; во второй - всадник на лошади, в латах, скачущий в левую сторону, с поднятым мечом в правой руке и золотым щитом в левой. В третьей части большого гербового щита изображены три розы, образующие треугольник, и в четвёртой, последней - поставленные крестообразно а зелёной траве два серебряные ружья и над ними золотая шестиугольная звезда.
Гербовый щит осеняют три дворянские шлема, два боковые с баронскими коронами. Над первым шлемом с правой стороны изображено сияющее солнце между двумя серебряными замёнами; над левым шлемом - скачущий всадник, а над средним - три громовые стрелы между четырьмя павлиньими перьями.
Графский герб от баронского разнится короною над щитами (здесь графская), цветом намёта и знамён.
Так, например, на графском гербе знамёна над правым шлемом жёлтое и черное. Намёт на баронском гербе красный с серебряною подложкою, а слева зелёный, подложенный черным. Графский щит фон-дер-Паленов держат: справа стоящий рыцарь в латах с малиновой перевязью через плечо; слева же - казак с пикою.
Девиз: "Constantia et zelo" - "Постоянство и ревность".
У них рождается дочь - Юлия Павловна Пален.
Славянская (Озинская) мыза
Земли, которые занимает сейчас муниципальное образование «Город Коммунар» в старину были владениями
Великого Новгорода, а позже были известны как Ингерманландия.
Судьбу этой земли, как и многих других, определил Пётр I.
Освободив со своим сподвижниками наш край от шведов, в начале строительства Санкт-Петербурга,
новой столицы русского государства, Петром I дарил окресности города своим приближенным для летних резиденций и дач.
В частности 6 мыз Пётр дарит своему любимцу
А. Д. Меншикову, который становиться первым губернатором края.
Затем Пётр I забирает эти земли у губернатора и передаривает их своей супруге Екатерине Алексеевне.
В числе этих мыз были Саарская (ныне г. Пушкин), Славянская (г. Павловск) и Озинская (ныне пос. Динамо).
Озинская мыза - так называлась Графская Славянка в начале ХVIII в.
Мыза Славянская (на реке Славянке - судоходной в то время и почти высохшей ныне,
ручеек остался на окраине) была одной из шести мыз, подаренных Петром I своей жене Екатерине I
(урожденная Марта Скавронская) - 31 мая 1708г.
В 1727 г., после смерти мужа, императрица Екатерина I решила придать некоторый блеск фамилии
Скавронских, к которой сама принадлежала. По высочайшему указу от 5 января 1727 г. два её брата -
Карл и Фридрих (Фёдор) -получили графские титулы и в придачу земли, получившие название
Малая Графская и Большая Графская мызы. С тех пор местность, называемая Озинской мызой,
стала называться Графской Славянкой и более века принадлежала Скавронским.
"Большое село … с края холма, на котором стоит церковь, представляет взорам восхитительный вид.
В нескольких шагах от церкви - господский дом , построенный вновь за несколько лет , под
главным надзором архитектора А. П. Брюллова и отличающийся своим внутренним устройством и
мебилировкой. Несколько дальше - красивая оранжерея и училище для воспитания сельского юношества.
Вёрстах в трёх за селом, на берегу Ижоры - мельница на красивом месте".
Во время чумы 1771 г. в Царском Селе были приняты строгие меры от болезни, и "по величайшему указу
велено на пути из Москвы две дороги (одна -называемая "Славянка", от Славянской мызы графа
Скавронского а другая из Села Царского на московскую перспективную дорогу к деревне Славянка)
перекопать поперёк широким рвом, через который сделать мост из досок, у которого поставить
рогаточника и не пускать никого проезжего или прохожего из-за застав".
Мыза получила название Большое Карлово. От Карла Скавронского мыза перешла его сыну Мартыну Карловичу, далее – Павлу Мартыновичу, женатому на Екатерине Энгельгардт (племянницы князя Потемкина).
В 1829г. после смерти бабушки Е.В. Энгельгардт, Славянская мыза перешла графине Юлии Павловне Самойловой (урожденной Пален), последней в роде Скавронских.
Она и получила огромные владения в Царскосельском уезде:
(Данные пересланы мне из архива, но возможно здесь есть ошибки!)
Антропшино - Суурлопотти,
Покровская - Пиенлопотти,
Ванга-Мыза - Ванхамоисио,
Венделево- Вентола,
Гайколово,
Антолово,
Мостелево - Местила,
Вяхтелево - Вахиккала, Вахкала,
Танилово – Танилова, Хантсула ,
Реполово - Репола,
Антелево - Анттила,
Кобролово - Пуккила; Копрала,
Подляки - Подлйаки,
Сельгелево - экä Саксала; Суури Селкелева,
Молодолово - Венйоен Монтила,
Канкелево,
Гульбизе - Кулпитса; Гулбитсо; Пыыкоси; Пыыккоси,
Порицы - Поритса,
Марьина - Маринова, Хартикаиси; Хартиккаинен;
Герколово - Хорккола,
Гонболово,
Гукколово,
Вярлево - Ваарала;
Ванга-мими - Ванхамыллы
Лукаме - Лууккаси, Никкаси,
Кивалова - Кивола,
|
Гемелево - Сууркиви; Суурикиви; Хамалаиси, Хамалаинен,
Ропани - Ропола,
Сабре- Саапру,
Бору - Пору,
Большое Шаглино - Суури Саклина,
Малое Шаглино - Пиени - Саклина,
Кеккелево - Рыысыла; Кекалекыла,
Веккелево - Веккила,
Большое Русово - Суури Рууссова,
Малое Русово – Пиени Рууссова,
Горки - Коркка,
Большое Замостье - Суури Саамусти
Малое Замостье - Пиени Саамусти
Ваня - Ваия или Каппала, Кеппала;
Большое Кокколово - Пиени Коккола,
Малое Кокколово - Суури Коккола,
Верево - Верева,
Куйволо или Романово - Куивила,
Новая- Уусикыла,
Тарасары - Торасаари,
Комолов - Коммола,
Риполево - Рипсева,
Улькуля или Зайцево - Йанискыла,
Аонни,
Канди-Кобшина - Канди-Кобсина ; Ронола,
Воймикуля - Воимикыла,
Пендово - Лыысмаки. |
Высшее общество любило отдыхать в Славянской мызе . По титулу владелицы и географическому положению мыза получила название Графская Славянка.
Графиня Юлия Павловна Самойлова (Пален)
Графиня Юлия Павловна Пален родилась в простой крестьянской избе, где квартировали ее мать - Мария Скавронская и лихой кавалерийский генерал Павел Петрович Пален.
Случилось это в 1803 году (день неизвестен). В то время молодые вынужденно вели кочевой образ жизни, передвигаясь с кавалерийской частью, которой командовал граф Пален,
 потому что путь в дом жены им был заказан. Причина на то имелась веская.
Эти строки А.С. Пушкин посвятил Ю.П Самойловой
"Ей нет соперниц, нет подруг,
Красавиц наших бледный круг
В ее сиянье исчезает…"
Юлия рано лишилась материнской заботы, так как через год после её рождения супруги развелись, и она осталась на попечении своей бабушки Екатерины Васильевны, которая после смерти Скавронского вторично вышла замуж по большой любви за графа Юлия Помпеевича Литту.
Литта родился в Милане в 1763 году и по своему происхождению принадлежал к одному из самых знатных итальянских патрициальных родов (предки - правители Милана). С 17 лет он был записан в рыцари Мальтийского ордена, в 19 лет начал службу. Позже граф вступает в брак, вопреки орденским правилам, свято хранившим обет безбрачия. Сам Павел I посылал письмо Папе Римскому с прошением о браке, и тот дал согласие. Литта владел несметным богатством и считался самым приятным и любезным вельможей во всех салонах высшего петербургского общества.
Г.Р. Державин сочинил прочувствованные стихи на брак Скавронской с графом Литтой:
Так ты, жених, о милый ангел,
Магнит очей, заря без туч!
Как брак твой вновь позволили Павел
И кинул на тебя свой луч.
Подобно розе развернувшись,
Любовь душою расцвела,
Ты красота, что, улыбнувшись,
Свой пояс Марсу отдала.
К.Я. Булгаков, друг Пушкина, в ноябре 1823 года писал своему брату: "Третьего дня было 25 лет женитьбы Литты. Он подарил жене жемчужную диадему со всеми принадлежностями ценою в 280 тыс. Что всего замечательнее - это то, что чистыми деньгами тотчас за неё заплатил. Ужасно, как богат!"
И вот этот человек после смерти жены в 1825 году удочеряет Юлию, окружив её отцовской любовью.
Когда Юлия Павловна в 20-ых годах переехала жить в Италию, граф писал ей нежные письма, в которых рассказывал о себе и о петербургских новостях. Она не раз предлагала ему переехать в Милан, на что тот отвечал, что он не способен жить в Италии, где большая часть сверстников умерла, а отсутствие привычных занятий, которые заполняли его жизнь в Петербурге, обречёт его на медленную смерть, в то время как в России он ещё чувствует себя способным служить стране.
Но недолго длится их нежная привязанность. В 1829 г., 26 января, Юлий Помпеевич Литта умирает в возрасте 76 лет. Его хоронят в Царском Селе, в католической церкви. Граф завещал Юлии всё своё состояние, часть которого отдал ей ещё при жизни. Вместе с ним к Самойловой переходит и личных архив графа Литта, а также художественная коллекция, в которую помимо шедевров Возрождения входили и произведения русского искусства.
Юлия Павловна становится обладательницей огромных богатств. У неё дворцы в Италии, во Франции и в России, доставшиеся ей в наследство от графа Ю.П.Литта и графа П.М.Скавронского, её отца, - богатейших людей России. И Славянка тоже становится её собственностью. Вероятно, ничего сколько-нибудь примечательного на этой земле не было к концу ХVШ - началу ХIХ веков. Такое заключение можно сделать, ознакомившись с описанием окрестностей Санкт-Петербурга, сделанным Н.Т.Георги.
"Стороны около Павловска окружены многими большими и малыми Российскими и Финскими деревнями; наипреимущественнейшая между оными суть деревня графа Скавронского при вершине Славянки, ради величины и находящегося в оной бумажного завода", - пишет Н.Т.Георги.Отсюда следует, что с момента получения земли братьями Скавронскими от Екатерины I и до того момента, когда хозяйкой мызы становится Ю.П.Самойлова, на этой земле не было никаких архитектурных сооружений, достойных внимания. Упоминание о бумажной фабрике даёт мне возможность думать, что она является родоначальницей действующей сегодня Ленинградской картонной фабрики, и что мы должны быть благодарны за это Скавронским. Но эти размышления требуют документального подтверждения.
Юлия Павловна была красива, умна, обворожительна и прелестна; женщина удивительного ума, отличающаяся своим характером и поступками, она часто пренебрегала условностями света. Художник К.П.Брюллов, в будущем её самый близкий друг, находил внешность графини воплощением женственности и красоты. Он часто изображал её на своих портретах.
В 1825 году, будучи ещё фрейлиной, юная и весьма привлекательная девушка вступает в брак с капитаном лейб-гвардии Преображенского полка графом Николаем Александровичем Самойловым (умер 23 июля 1842 г.), который привлекался по делу декабристов, но за недостаточностью улик был отпущен. Он был довольно образованным и прогрессивным для своего времени человеком, почитал искусство, был знаком с А.С. Пушкиным, Вяземским, В.А.Жуковским. Передовые взгляды Самойлова, безусловно, оказали положительное влияние на формирование характера и мировоззрения его молодой жены.
Юлия Павловна и Николай Александрович не имели детей, брак их был неудачен. Говорили, "…что виной тому была связь Самойловой с Барантом-сыном". И.С.Тургенев же рассказывает об этом так: "Литта рекомендовал Самойловой А.Я.Мишковского для управления имениями. А.Я.вошёл в доверие графр Самойлова и сделался его сотоварищем в кутежах; в то время он приобрёл и милостивое расположение графини, что имело последствием развод супругов. Юлия Павловна дала Мишковскому заёмных писем на 800 тысяч рублей, Литта это опротестовал".
Самойлова через год разошлась с мужем и уехала за границу, где жила на своих виллах - в Милане (во дворце), в Париже ( в имении Груссе, где было много художественных вещей) и в Италии. Вращаясь в самых высших кругах общества, в окружении людей искусства, Таких, как Ф.Лист, Д.Россини, О.Кипренский, Н.В. Гоголь, она познакомилась с ещё малоизвестным художником Карлом Павловичем Брюлловым (род.в 1799 г.). Эта встреча произошла в 1826 году. Юлия Павловна показалась ему идеалом женской красоты, человеком высокого склада ума и положительных качеств, произведя на него огромное впечатление. Их очень многое сближало: обоих привлекало искусство, они ценили независимость и не любили рутину николаевского времени. Вместе они часто путешествовали по Италии и её окрестностям, бродили по развалинам Геркуланума, Колизея и Помпеи, после чего у него возникла идея о написании знаменитой работы "Последний день Помпеи", где Брюллов изобразил Юлию в виде матери с дочерьми в левой части картины, а также девушкой с кувшином на голове.
В то время поддержка молодой соотечественницы Юлии Павловны была столь неоценима: она помогла Брюллову войти в высшее общество Италии, часто устраивала выставки его картин. Это поддерживало его морально и материально.
В 1830 году Самойлова решает вернуться в Россию. Тогда возникает проблема, связанная с её загородным домом в Графской Славянке. Дом находится в плохом состоянии и требует капитального ремонта. Через некоторое время выясняется, что нужна полная перестройка дома. Было необходимо построить что-то новое, соответствующее духу времени, поражающее не своей мощью и большими размерами, а интимностью; то, что не будет умалять природу, но ненавязчиво дополнять её.
Самойловой не пришлось долго искать архитектора, который претворил бы её мечты и идеи в реальность, так как брат Карла Павловича Брюллова Александр Павлович был архитектором.
Недолго думая, Юлия написала ему письмо в Париж: "Милостивый государь! Вы меня не знаете и, конечно, никогда не слыхали обо мне, но я рекомендую себя Вам, как подругу Вашего брата Карла и как человека, умеющего ценить редкий талант и гений этого необыкновенного человека…. В качестве друга Вашего брата я решаюсь писать Вам и просить Вас быть архитектором дачи, которую я собираюсь строить в моём имении в Славянке, близ Петербурга. Мне дорого иметь архитектором того, кто носит имя Брюллова… И потому я жду Вашего согласия на постройку моего дома и позволю себе тогда прислать Вам все нужные указания. Скульптуру и живопись взяли на себя С.Гальберг и С.Щедрин".
Александр Брюллов охотно соглашается на это предложение и, обследовав строения мызы Графской Славянки, в 1830 году разрабатывает проект постройки главного здания; частично были использованы стены и фундамент ранее находившегося здесь дома.
Здание, в котором главным были не помпезность и объём, а его убранство и удобство, представляло собой двухэтажное строение с тщательно продуманным расположением комнат и отделкой всех интерьеров. Александр Павлович отразил новые черты быта - стремление к интимности, уюту, покою.
В здании нет привычных для классицизма парадных просторных гостиных и длинных анфилад, в нём создаются относительно небольшие, замкнутые, уютные комнаты различной конфигурации, с эркерами, открывающими широкий вид на окружающий пейзаж; с нишами для встроенных мягких диванов, с цветниками и увитыми зеленью трельяжами.
Большой зал, расположенный в центре, делит здание на две половины и через лоджию соединяется с садом. С противоположной стороны к нему примыкает вестибюль. Рядом с залом, по обеим его сторонам, разместились гостиные, столовая с буфетной и бильярдная, отделявшие его от личных покоев - спальни, будуара, кабинета и библиотеки.
Верхний этаж отведён под спальни двух приёмных дочерей. В действительности отцом одной из этих девочек - Амачилии, и дядей второй девочки - Джованны был композитор Джузеппе Пачини, написавший оперу "Последний день Помпеи", имевшую большой успех. Юлия Павловна вместе с З.А.Волкнской и К.Брюлловым смотрели её, после чего Карл Павлович в своей работе "Последний день Помпеи" использовал декорации и костюмы артистов. Джузеппе Пачини, по неизвестным причинам, отдал свою дочь и племянницу на воспитание Самойловой.
Главный фасад с сильно подчеркнутым центром в виде завершенного фронтоном ризалита, по оси которого размещался невысокий двухэтажный портик ионического ордена - главный подъезд, с обязательными львами у парадной лестницы - таким был вид здания со стороны дороги.
Первый этаж отделялся от второго широким рельефным поясом. Скромная скульптура - рельефный герб мелкого и сухого рисунка на центральном фронтоне - свидетельствует о вкусах нового времени.
Весь облик здания имел строгий официальный характер, при взгляде на него с дороги. Иное впечатление производил садовый фасад, выполненный А.Брюлловым более свободно и пластично. Его вид не напоминает о сооружениях классицизма. Наружный облик здания даёт четкое понятие границы между прошлым и будущим, старым и новым, подчеркивая новые веяния.
Вот как отметили современники внутреннее убранство здания: "подчеркнуто изящная отделка парадных помещений, удобство и красота мебельных гарнитуров, оригинальность осветительных приборов, малиновые и голубые оконные стёкла - едва ли не впервые использованы архитектором не в культовом сооружении, а в жилом доме".
В 1835 году недалеко от дома по проекту Брюллова был построен небольшой деревянный театр в древнерусском стиле. Это здание не имитировало каменную архитектуру, как это было в аналогичных деревянных театрах русского классицизма. Наоборот, шероховатые стволы дерева, используемые под столбы, дощатые и резные наличники, фигурные деревянные кронштейны, поддерживающие кровлю - всё это привлекалось архитектором для утверждения художественных возможностей дерева.
Громадная библиотека, архив, собрание художественных редкостей, а главное, сама хозяйка (Юлия Павловна была внимательным и душевным человеком, всегда привлекала людей, заражая их своей весёлостью и непосредственностью) - всё это привлекало в имение гостей. Близкие называли Юлию Павловну "графинюшкой", а вечера, проведённые в её обществе, были наполнены радостью и необычностью. В Графской Славянке танцевали, спорили, говорили о том, что волновало всё петербургское общество. "Вечера у тогдашней владелицы дома в чудесном саду пленяют до того всех, что вследствие этого Царской Село пустело", - вспоминал один из гостей графини Ю.П.Самойловой.
После восстания декабристов (1825 г.) Николай I стал тщательно контролировать все действия и развлечения светского общества Петербурга во избежание подобных восстаний, поэтому ему очень не нравилось то, что у Самойловой собиралось так много думающих людей, людей с передовыми взглядами.
Юлии Павловне было сделано несколько внушительных выговоров. Вместе с тем поступила просьба о продаже имения, а просьба государя равносильна приказу. Говорят, что графиня в одном из таких малоприятных разговоров будто бы ответила царю так: "Ездили не в Славянку а к графине Самойловой, и где бы они ни была, будут продолжать к ней ездить". После этого Юлия Павловна покинула Славянку и поехала "в прекрасный вечер на Елагин остров и доехала до той стрелки, где в то время пел только соловей и вторила ему унылая песнь рыбака со взморья…." Став на эту стрелку, она сказала: "Вот здесь будут вновь приезжать к графине Самойловой…".
И в самом деле: со следующего дня начали приезжать поклонники графини с целью удостоиться беседы с нею, и дикий уголок Елагинского острова обращался в блестящую гостиную. После поклонников потянулись на стрелку любопытные кумушки большого света; за ними молодые женщины; за ними дипломаты, а в заключение придворные, и в то время, в какие-нибудь 2-3 недели, Елагинская стрелка стала местом собрания всего аристократического и элегантного общества Петербурга.
Николая I это, естественно, не устраивало, и тогда Самойловой пришлось во избежание неприятностей уехать в Италию, откуда она продолжала финансировать Карла Брюллова и покупать его работы. Не раз он писал Юлию, затем выставлял эти работы, с каждым портретом завоёвывая себе большую славу, успех и уважение. В 1834 году одна из таких работ была признана на выставке в Италии лучшей.
Со смертью графа Литта (1839 г.) графиня вновь возвращается в Россию для оглашения завещания. Здесь она узнаёт о разводе К.П.Брюллова с женой, о царской немилости, и решает доказать всем, что она умеет ценить преданность и дружбу. Самойлова смело берёт Карла Павловича под своё покровительство, даёт ему возможность прийти в себя и заняться своим любимым делом. Её пренебрежение официальным мнением звучало вызовом светскому обществу.
"Дорогой мой друг, - писала она художнику, - …я поручаю себя твоей дружбе, которая для меня более чем драгоценна и повторяю тебе, что никто в мире не восхищался тобой и не любил тебя так, как твоя верная подруга".
В семье Брюллова сохранилось предание, что Юлия и Карл решили пожениться. Её письма к "Бришке", как она его ласково называла, проникнуты нежностью, заботой и любовью, что проясняет характер их отношений.
"Люблю тебя, обожаю, как выразить нельзя, - пишет она ему в очередном письме, - я тебе предана и рекомендую себя твоей дружбе. Она для меня самая драгоценная вещь на свете".
Позже судьба развела их, и они больше не встретились.
"Мой неоконченный портрет…я сохраню тщательно, - писала графиня после смерти мастера в 1852 году его брату А.П.Брюллову, - как реликвию моего дорогого и оплакиваемого Бришки, которого я так любила и которым я так восхищалась, как одним из величайших когда-либо существовавших гениев".
Вероятно, в этом письме шла речь о портрете графини, удаляющейся с бала (1839-42). Это картина, отражающая независимый характер женщины, которая как и Карл Брюллов уклонялась от милостей царя. На портрете с маской в руках, величественная и прекрасная, она выходит из дворцового зала, словно удаляясь от лжи и фальши двора, где истинные чувства скрыты масками. К ней прижимается, как бы ища защиты, её юная воспитанница Амачилия Пачини в костюме гречанки. Справа, в глубине, изображена сцена из маскарада, где султан фигурой напоминает Николая I, который выслушивает царедворца с жезлом бога торговли Меркурия. Сильную, свободную личность - вот что мы видим на этой картине.
Также нельзя не отметить знаменитый портрет "Всадница" (1832 г.). Художник не назвал прекрасной незнакомки, но причудливо написал на ошейнике собаки слово Samoilov, с чего поначалу и считали, что это портрет Самойловой, но сейчас пересмотрели эту версию, так как наездница здесь очень молода, и решили, что на картине изображены две её воспитанницы.
Портрет написан на одной из заграничных вилл графини.
Кроме портретов кисти Брюллова имеется в собрании великого князя Николая Михайловича миниатюра, где Самойлова изображена в старости.
Дальнейшая судьба Юлии Павловны сложилась не столь благополучно. В 1846 г. она, путешествуя по Италии, влюбилась в тенора Пери, внешность которого отличалась необычайной красотой, и вышла за него замуж, что лишило её русского подданства и заставило продать Графскую Славянку. Но есть и другая версия событий, побудивших её к продаже дачи.
После смерти мужа от чахотки (1847 г.), Самойлова вступила в связь со своим парикмахером, а когда об этом узнал высший свет Петербурга, её попросили уехать из Петербурга из-за несоответствия своему титулу и продать Славянку.
Николай I поручил Л.А.Перовскому (1792-1856гг.), временно исполнявшему тогда обязанности управляющего Министерства уделов, купить Славянку. Но поверенный графини запросил такую высокую цену, что Перовский счёл за лучшее подождать публичных торгов, считая, что другой покупатель не найдётся. Между тем, о покупке договорились Воронцовы-Дашковы и дали задаток. Узнав об этом, Николай I велел тотчас купить Славянку, тем более, что он, как родственник (по Скавронским) имел право выкупа, а Воронцовым вернуть деньги. Мать И.И.Воронцова-Дашкова писала царю, настаивая на своём праве осуществить покупку, о которой была уже договорённость, но царь не уступил и купил имение. Так до 1917 года Графская Славянка находилась в личном владении императорского дома и именовалась Царской Славянкой.
Юлия Павловна после смерти мужа не захотела мириться с одиночеством. В шестидесятилетнем возрасте (в 1863 г.) графиня снова выходит замуж за французского дипломата графа Шарля де Морнэ (64 года), но и этот брак оказывается неудачным. Вскоре они разошлись, и Юлия Павловна приняла фамилию своего первого мужа. Под конец жизни графиня совершенно расстроила своё огромное состояние и умерла в Париже в 1875 г. среди сравнительно скромной обстановки. Её похоронили на кладбище Пер-Лашез во Франции.
"Юлия Павловна Самойлова, как представительница передовой русской интеллигенции, безусловно, была фигурой яркой, самобытной. Не случайно к ней тянулись передовые, наиболее культурные люди, как за границей, так и в России. Её своеобразный литературно-художественный салон пусть и недолговечный, существовавший в мрачное время николаевской реакции, сразу же после разгрома декабристов, играл пусть и скромную, но положительную роль, в какой-то мере сплачивая передовых представителей Петербургского общества".
Мызу в 1846 купил Департамент уделов, ведавший земельной собственностью царской семьи. Тогда местечко переименовали в Царскую Славянку.
Портреты Графини Ю.П. Самойловой и приёмных дочерей
"Портрет графини Юлии Павловны Самойловой, рожденной графини Пален, удаляющейся с бала с приемной дочерью Амацилией Паччини."
Фрагменты :Юлия 1,
2,Амацилия 1, 2
1803-1875 г. Холст, масло. 249 х 176
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург. Инв. № Ж–5093
Место создания: Санкт-Петербург, Россия
Эпоха, стиль, направление: классицизм, романтизм
Последнее значительное произведение К.П. Брюллова и одна из лучших его работ в жанре парадного
портрета-картины, отличающаяся приподнятым, романтическим настроем.
Художник представил свою героиню в маскарадном костюме королевы, на фоне пышного
театрально-условного занавеса, отделяющего ее от участников бала.
Царственная осанка портретируемой, ее обращенный вдаль рассеянный взгляд, спокойно-небрежный жест руки,
обнимающей воспитанницу, — все это подчеркивает ее господствующее положение в толпе людей,
исключительность ее натуры.
Гордая, ослепительно красивая женщина в роскошном бальном туалете, удаляясь с празднества, остановилась на мгновение, сняла маску и, прижав к себе девочку-подростка, свою приемную дочь, как бы защищая ее собою, бросает преисполненный достоинства взгляд на толпу великосветских ряженых. Минуту назад она была другой, свои истинные чувства, сокровенные глубины своей души и своего сердца она открыла лишь человеку, перед гением которого безгранично преклонялась и которого беспредельно любила всю свою жизнь.
Парадный портрет Самойловой, по замыслу Брюллова, должен был быть раскрыт как сцена на маскараде. Своему изображению художник придавал расширительный смысл. В изображение своего верного друга Юлии Павловны Самойловой, женщины, к которой он искренне был привязан на протяжении всей жизни, Брюллов вложил весь свой вдохновенный талант. Тридцатисемилетняя Самойлова показана в пору расцвета своей зрелой красоты. Брюллов восхищается открытой и смелой натурой женщины, способной бросить вызов официальной общественности. Горд поворот ее головы, торжествующе победно выражение сияющих глаз, царственно величава осанка.
Горячему, порывистому облику графини противостоит тихая задумчивость Амацилии Пачини, нежно прижавшейся к своей воспитательнице.
Портрет Самойловой был задуман как многофигурная композиция с сюжетной завязкой. Блистательно решил Брюллов поставленную сложную задачу. Скульптурно вылеплена величественная фигура графини. Выделенная в картине крупным планом, oна господствует над всем окружением. Присутствующие на маскараде рисуются силуэтом. создавая для нее эффектный фон. Повышенно мажорному звучанию портрета Самойловой отвечает и его живописный строй. Яркими вспышками горят краски на маскарадном платье Самойловой, пламенем полыхает взвившийся позади нее красный занавес. Все богатство живописных средств использовал Брюллов в своем творении.
По интенсивности звучания колорит портрета Самойловой близок к колориту полотна "Последний день Помпеи". Однако цветовые оттенки в нем согласованы с большей гармонией, нежели в картине.
Особенно насыщен любимый Брюлловым красный цвет. Художник передал тончайшие его модуляции—от яркого пламени декоративного занавеса до глубокого бархатистого тона шахматных квадратов на маскарадном платье графини. Тем же богатством оттенков отличается в портрете белый цвет, передающий то холодный блеск атласа, то теплое, золотистое излучение горностаевого меха.
Большой портрет Самойловой - одно из совершенных созданий Брюллова. Портрет подкупает взволнованностью и искренностью душевного порыва художника. Начатый в 1839 году, в пору семейных неурядиц Брюллова, портрет Самойловой приоткрывает страницу биографии художника.
Развод Брюллова, состоявшийся в том же году, не только вверг его в тягостное душевное состояние, но вызвал также опалу со стороны придворных кругов. Светские почитатели искусства мастера решительно от него отвернулись. Император, состоявший шефом Академии художеств, выразил монаршее неудовольствие поведением Брюллова.
В эту тяжелую для художника минуту в Петербург явилась блистательная Самойлова в окружении свиты своих поклонников. Приезд графини был вызван смертью гр. Ю.П.Литта, сделавшего ее наследницей своего огромного состояния. Появление графини пришлось вовремя для страждущего Брюллова. Смело и открыто выражала Самойлова свое сочувствие опальному художнику. Глубоко тронутый поддержкой своего друга, покоренный ее независимой натурой. Брюллов приступил к написанию большого портрета.
Лишь отъезд Самойловой, проводящей свою жизнь в постоянных путешествиях, да последовавшая вскоре напряженная работа в Исаакиевском соборе помешали завершить начатое с таким воодушевлением произведение.
Несмотря на неоднократные просьбы Самойловой, Брюллов не смог окончить портрет.
...мой неоконченный портрет... я сохраню тщательно — писала графиня после смерти мастера его брату А.П.Брюллову,— "как реликвию от моего дорогого и оплакиваемого Бришки, которого я так любила и которым я так восхищалась, как одним из величайших когда-либо существовавших гениев". Портрет Самойловой был последним большим полотном Брюллова.
"Портрет Ю.П Самойловой с Джованиной Пачини и арапчонком ."
1832-1834, холст, масло, частное собрание,Калифорния,США
Из портретов Самойловой известны два. Другие исчезли бесследно, но остались в памяти современников.
Ещё один из сохранившихся " Самойлова с воспитанницей Джованиной Пачини и арапчонком " - в музее Калифорнии.
Именно от этого портрета итальянская публика пришла в восторг, а его создателя взахлеб сравнивали с гениальными Рубенcом и Ван Дейком.
К началу 1830-х годов Брюллов занял одно из ведущих мест в русском и западноевропейском искусстве. ( Его слава выдающегося мастера портрета была закреплена «Всадницей).
Новое выступление русского художника, экспонировавшего на очередной итальянской выставке «Портрет гр. Ю. П. Самойловой с дочерью и арапчонком», было встречено не только русской, но и итальянской печатью как замечательное явление портретного искусства.
Всю силу своего вдохновенного таланта вложил Брюллов в изображение близкого друга и неизменной поклонницы своего искусства графини Юлии Павловны Самойловой.
Отличаясь красотой, экспансивностью характера, считая себя «царской крови» (она была последней в роде графов Скавронских, связанных родственными узами с Екатериной 1), Ю. П. Самойлова держала себя довольно независимо. Обладательница огромного состояния, она вела свободный образ жизни, вызывая постоянное недовольство Николая 1. В ее имении «Славянка» под Петербургом собирались выдающиеся деятели литературы и искусства, а в миланской вилле бывали Беллини, Россини, Доницетти, Пачини, маленькую дочь которого она удочерила.
Будучи частым гостем в доме Самойловой, Брюллов находил отдохновение в мире любимой музыки. Много раз сопровождала Юлия Павловна своего друга во время его скитаний по Италии.
Портрет Ю. П. Самойловой был начат Брюлловым тотчас же по окончании «Всадницы». Несомненно, ему предшествовала длительная разработка в карандашных набросках и эскизах. Зная творческий метод Брюллова, можно предположить о существовании неизвестных нам рабочих альбомов 1832 — 1834-х годов.
В портрете Самойловой Брюллов наиболее полно раскрыл увлекавшую его тему торжества жизни. Изображение любимой женщины и друга внесло в портрет особый радостно повышенный строй мыслей и чувств. в портрете Самойловой гармонически сочетались живость непосредственных наблюдений со зрелищностью парадного большого портрета.
С огромной силой убедительности Брюллов отразил чувства, владевшие его героями: пылкость и негу Самойловой, доверчивость и нежность Джованины, почтительность и изумление арапчонка. Охваченные единым порывом, они движутся вперед. Запечатлев мгновенность движения, Брюллов не нарушил монументальность холста. В этом умении художественно обобщить свои впечатления, сохраняя живость и непосредственность их выражения, заключалась одна из сильнейших сторон творческого дара Брюллова.
В групповом портрете Брюллова господствует образ Ю. П. Самойловой. Введя в композицию изображение Джованины и арапчонка, Брюллов свел их роль к значению аккомпанемента, оттеняющего звучание главной темы — торжества красоты и молодости Самойловой.
Мастерски скомпонована группа Самойловой, Джованины и арапчонка. Сбрасывая шаль подбежавшему к ней арапчонку, Самойлова нежно обнимает Джованину. Обратившись к передаче интерьера, Брюллов остался скуп и немногословен в характеристике обстановки, ограничившись изображением дивана, на который падает тяжелыми складками занавес, ковра, устилающего пол, да края резной рамы картины, висящей на стене.
Художественные достоинства портрета Ю. П. Самойловой обеспечили ему горячий прием у итальянской общественности. Портрет Брюллова, экспонированный после Рима в Палаццо Брера, был признан лучшим произведением выставки.
"
Последний день Помпеи."
Вся картина1830—1833.
ГРМ, Холст, масло. 465,5 х 651
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Место создания: Рим, Италия
Здесь графиня Юлия изображена в образе матери, обнимающей детей.
Картина «Последний день Помпеи» стала важной вехой в истории развития русского искусства. Впервые в русской живописи классицизм соединился с романтическим восприятием мира. Необходимо отметить, что для К.П. Брюллова была важна правда исторической действительности. Он изучал письменные источники о трагедии в Помпеи (Плиния Младшего, Тацита), а также научные исследования, посвященные археологическим раскопкам.
Эпоха, стиль, направление классицизм, романтизм
B 1827 г. на одном из приемов художник познакомился с графиней Юлией Павловной Самойловой, ставшей для него художественным идеалом, ближайшим другом и единственной любовью. Ее красота была равна идущей из сердца доброте. Брюллов с упоением писал ее портреты.
Вместе с Самойловой Карл отправляется осматривать развалины Помпеи и Геркуланума, даже не подозревая, что эта поездка приведет его к самой вершине творчества. Брюллов был потрясен увиденным — знание о трагедии не смогло затмить остроты восприятия. Художник почувствовал, что нигде больше не найти такой поразительной картины внезапно прервавшейся жизни. Жители древней Помпеи своей гибелью заслужили бессмертие.
Брюллов еще не раз возвращался в разрушенный город, перед его мысленным взором вставала картина, на которой слепая стихия не просто отнимала человеческие жизни, но и обнажала души.
Картина «Последний день Помпеи», написанная Брюлловым в Риме, принесла автору всевропейскую известность. Ей посвящает свои стихи А.С.Пушкин, о ней пишет статью Н.В.Гоголь, говорит в своих произведениях М.Ю.Лермонтов.
В 1834г "Последний день Помпеи" экспонируется в Салоне в Париже. Автор получает первую золотую медаль. Картина на корабле отправляется в Петербург, выставляется в Эрмитаже, в Академии художеств, производит огромное впечатление на русскую общественность.
Картина получает высокую оценку также в переписке ссыльных декабристов, которые познакомились с нею по гравюрам и литографиям. Художник получает орден св.Анны III степени.
Сюжет картины был навеян художнику посещением раскопок Помпеи. Помпея (вернее Помпеи - старинный римский город, расположенный у подножия Везувия)- 24 августа 79 года нашей эры в результате сильнейшего вулканического извержения был залит лавой и засыпан камнями и пеплом. Две тысячи жителей (которых всего было около 30 000) погибли на улицах города во время панического бегства.
Более полутора тысяч лет город оставался погребенным под землей и забытым. Лишь в конце XVI века при производстве земляных работ было случайно обнаружено место, где некогда находилось погибшее римское поселение. С 1748 года начались археологические раскопки, особенно оживившиеся в первых десятилетиях XIX века.
Пролежавший почти 17 столетий под пеплом, город прекрасно сохранился, он как бы застыл в своем расцвете. Когда под ударами заступа открылись картины гибели людей, страшные человеческие драмы—стал зримым ужасающий размах этой катастрофы и ее внезапность. Перед взором Брюллова точно ожило давнее событие. Потрясенный и взволнованный художник силой своего таланта и богатого воображения воссоздал его на огромном холсте.
В разработке сюжета К.Брюллов следовал описанию события, оставленному Плинием младшим в письме к римскому историку Тациту. Стремясь к наибольшей достоверности изображения, Брюллов изучил материалы раскопок и исторические документы. Архитектурные сооружения на картине восстановлены им по остаткам древних памятников, предметы домашнего обихода и женские драгоценности скопированы с экспонатов, находящихся в Неаполитанском музее. Фигуры и головы изображенных людей писаны в основном с натуры, с жителей Рима. Многочисленные наброски отдельных фигур, целых групп и эскизы картины показывают стремление автора к максимальной психологической, пластической и колористической выразительности.
Впервые в исторической картине изображено конкретное событие, в котором действуют не величавые герои, а обыкновенные люди. Увидав картину, восхищенный Пушкин написал стихотворение:
Везувий зев открыл — дым хлынул клубом — пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Земля волнуется — с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом.
Толпами, стар и млад, под воспаленным
Под каменным дождем бежит из града вон.
Гоголь посвятил восторженную статью картине, в ней он выразил мнение передовых людей своего времени о «Помпее» как об одном нз ярких явлений 19 века:
«Страсти, чувства, верные, огненные, выражаются на таком прекрасном облике, в таком прекрасном человеке, что наслаждаешься до упоения... У Брюллова... человек является для того, чтобы показать всю красоту свою, все верховное изящество своей природы... Его фигуры прекрасны при всём ужасе своего положения. Они заглушают его своей красотой».
Стремясь выразить разнообразные психологические состояния и оттенки чувств, охвативших жителей гибнущего города, Брюллов построил картину как отдельные эпизоды, на первый взгляд не связанные между собой. Связь становится ясной лишь при одновременном охвате взглядом всех групп, всей картины.
Черный мрак навис над землей, кровавое зарево пылало у горизонта, вздрагивала земля, рушились здания, тьму разрывала ужасная молния, освещет ослепленных страхом людей:
младенец возле мёртвой матери
сыновья выносят на руках старика отца
юноша, забыв об угрозе, оплакивает смерть любимой
корыстолюбец, умирая, думает о наживе, а рядом родители пытаются спасти детей
вера в милосердного Бога ставит на колени мать и дочерей, молящих о спасении
cреди испуганной толпы, замерев, стоит художник с этюдником на голове (в нем Брюллов изобразил себя), ловящий все оттенки трагедии.
В лицах некоторых фигур узнаются черты современников, а в девушке с кувшином и в матери семейной группы — Юлии Самойловой.
Все фигуры в картине поражают скульптурной объемностью и пластикой, кажется, их можно обойти кругом. Колорит резок, «краски горят и мечутся в глаза, дышат внутренней музыкой».
В этой работе художник слил воедино тенденции классицизма, пылкость романтизма и черты новой, только зарождающейся школы реализма. И хотя падающие колонны парят в воздухе, пепел не испачкал ни одежд, ни лиц, не видно увечий и крови, впечатление от картины потрясает.
«Один он со своими сочинениями совершенно дотрагивается до сердца, без чего что такое историческая живопись», — сказал о своем восприятии А. Иванов
"Всадница. Портрет Джованины и Амацилии Пачини, воспитанниц графини Ю.П. Самойловой."
Фрагменты:
Джованина и Амацилия ,Амацилия ,Джованина
1832 г. Находится в Третьяковской галерее.
Холст, масло. 291,5 х 206
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Место создания: Рим, Италия
Эпоха, стиль, направление: классицизм, романтизм
В последние годы первого пребывания в Италии, в1932г К.Брюллов написал знаменитую "Всадницу", грациозно сидящую на великолепном скакуне. Скромную воспитанницу графини Ю.Самойловой — Джованину, художник осмелился изобразить так, как до него изображали только титулованных особ или прославленных полководцев.
Задумав написать «Всадницу», Брюллов поставил перед собой задачу создать большой конный портрет. В нем он использовал мотив прогулки, позволившей передать фигуру в движении.
На всем скаку останавливает всадница разгоряченного коня. Уверенная ловкость амазонки вызывает неподдельное восхищение у подбежавшей к балкону маленькой девочки, как бы призывая зрителя разделить ее восторг.
Возбуждение передается лохматой собаке ожесточенно лающей на вздыбленного коня. Взволнован и пейзаж с накренившимися от пробежавшего ветра стволами деревьев. Тревожно по небу бегут перистые облака, беспокойными пятнами ложатся на землю пробивающиеся сквозь густую листву лучи заходящего солнца.
Изображая юную девушку — Джованину и ее маленькую приятельницу — Амацилию Пачини, Брюллов создал вдохновенное полотно, воспевающее радость жизни. Очарование «Всадницы» в непосредственности того оживления, которым проникнута вся сцена, в смелости композиционного решения, в красоте предгрозового пейзажа, в блеске палитры, поражающей богатством оттенков.
В большом полотне Брюллов сумел органически увязать декоративность решения с правдивостью непосредственного наблюдения. «Всадница» по праву может быть названа образцом портрета-картины в искусстве первой половины XIX века. В этом своеобразии творческого замысла нельзя не видеть выражение смелой воли художника, нарушающего установленные традиции. Самый облик юной всадницы приобрел некоторую условную обобщенность.
Несравненно живее, чем всадница, — девочка, держащаяся за металлические перила (Амалциия Пачини — вторая приёмная дочь Ю. Самойловой).
Экспонированный в 1832 году в Риме портрет Джованины вызвал оживленный обмен мнений. Вот что говорилось, например, в одной из опубликованных тогда статей:
Русский живописец Карл Брюллов написал портрет в натуральную величину девушки на коне и другой девочки, которая на нее смотрит. Мы не припоминаем, чтобы видели до этого конный портрет, задуманный и исполненный с таким мастерством. Конь... прекрасно нарисованный и поставленный, движется, горячится, фыркает, ржет. Девушка, которая сидит на нем, это летящий ангелочек. Художник преодолел все трудности как подлинный мастер: его кисть скользит свободно, плавно, без запинок, без напряжения; умело, с пониманием большого художника, распределяя свет, он знает, как его ослабить или усилить. Этот портрет выявляет в нем многообещающего живописца и, что еще важнее, живописца отмеченного гением.
Некоторые итальянские критики отмечали безжизненность выражения лица юной всадницы.
В появившейся в том же году статье, приписываемой Амбриозоди, говорилось:
«Если что-нибудь может показаться невероятным, так это то, что прекрасная наездница или не замечает бешеность движений лошади, или, от излишней уверенности в себе, совсем не затягивает узды и не нагибается к ней, как, быть может, было бы нужно».
«Упущение» Брюллова, замеченное современниками, находило отчасти объяснение в тех задачах, которые он ставил в этот период перед искусством большого портрета-картины.
Создателя «Всадницы» можно было бы заподозрить в неумении передать экспрессию лица, если бы не образ маленькой девочки, в порыве восторга прильнувшей к решетке балкона. На ее остреньком личике так жива игра чувств, что сразу отпадают сомнения в блестящих дарованиях Брюллова-портретиста. К началу 1830-х годов Брюллов занял одно из ведущих мест в русском и западноевропейском искусстве. Его слава выдающегося мастера портрета была закреплена «Всадницей».
Было несколько версий о том, кто изображён на картине
Всадница была приобретена для галереи П.М. Третьякова в 1893 году в Париже, как портрет Ю.П.Самойловой. Считалось, что это она изображена а роли всадницы.
Позже искусствоведы доказали, что это та самая картина, которую художник в списке своих работ назвал "Жованин на лошади", и что на ней изображены две воспитанницы Самойловой - Джованнина и Амацилия. Установить это помогло сопоставление изображенных на "Всаднице" девочек с ними же на других брюлловских полотнах.
Это датируемый 1834 годом "Портрет графини Ю.П. Самойловой с воспитанницей Джованниной и арапчонком" и "Портрет графини Ю.П. Самойловой, удаляющейся с бала с приёмной дочерью Амацилией ", начатый в 1839 году во время их приезда в Петербург.
Повод ошибаться в том, кто представлен в образе всадницы, дал сам художник. Хотя девушка и выглядит моложе Самойловой, которой в 1832 году было около тридцати лет, но кажется старше девушки-подростка, какой Джованнина изображена рядом с графиней на этом брюлловском портрете 1834 года. Кстати, это не единственное недоразумение, связанное с определением героини "Всадницы".
В 1975 году знаменитый оперный театр "Ла Скала" выпустил книгу, посвященную выдающимся певцам, чьи голоса звучали с его сцены. "Всадницу", представили как "Романтический портрет Малибран" из Театрального музея "Ла Скала". Имя Марии Фелиситы Малибран-Гарсия, сестры Полины Виардо, принадлежит одной из самых ярких легенд в истории оперного искусства. Виртуозно владея дивным голосом, обладая горячим темпераментом и даром актерского перевоплощения в сочетании с соответствовавшей романтическому канону женской красоты внешностью - стройной фигурой, бледным лицом под иссиня-черными волосами и большими сверкающими глазами, она, казалось, была создана для воплощения на сцене героинь музыкальных драм.
Страстная любительница верховой езды, Мария Малибран скончалась от ушибов, полученных при падении с лошади. Ей было двадцать восемь лет. Безвременная кончина закрепила родившуюся еще при жизни певицы легенду: один миланский адвокат, подаривший Театральному музею "Ла Скала" гравюру с картины "Всадница", счел, что на ней изображена Малибран.
Директор Театрального музея профессор Джанпьеро Тинтори сказал: "Понимаю, что вас смущает. Когда, приехав в Москву, я посетил Третьяковскую галерею, то понял, что светловолосая всадница (в жизни Джованнина была рыженькой) не может изображать жгучую брюнетку Малибран. Я говорил об этом тем, кто подбирал для книги иллюстрации, но они лишь добавили к слову "портрет" эпитет "романтический", то есть представили картину как некую фантазию на тему увлечения певицы верховой ездой".
Но кто же подлинные персонажи картины?
Обе девочек воспитывались Ю.П.Самойловой, называли ее мамой, но официально удочерены не были.
В нашей литературе о Брюллове Джованнину называют родственницей в свое время весьма известного композитора, автора множества опер, близкого друга Самойловой, Джованни Пачини. Сам Пачини в книге "Мои артистические воспоминания", называя Самойлову "благодельницей моей дочери Амацилии", о Джованнине не упоминает.
Да и Самойлова, поддерживая с ним переписку до самой его смерти, ни разу о Джованнине в письмах не обмолвилась.
В одной итальянской публикации есть ссылка на заверенную неаполитанским нотариусом дарственную, по которой дом Самойловой в Милане должен был перейти после ее смерти "сироте Джованнине Кармине Бертолотти, дочери покойного Дона Джероламо и Госпожи Клементины Перри", которую русская графиня "взяла к себе". Исходя из того, что девичья фамилия матери сироты та же, что и второго мужа Самойловой оперного певца Перри (баритон слабенький, но красавец), автор публикации высказывал предположение, что Джованнина была его племянницей.
Когда Джованнина выходила замуж за австрийского офицера, капитана гусарского полка Людвига Ашбаха, Самойлова обещала выделить ей сверх дорогого свадебного наряда и набора личных вещей приданое в сумме 250 тысяч лир под гарантию миланского дома, который, как подтверждалось новым нотариальным актом, должен был перейти в ее собственность после смерти дарительницы, но который так ей и не достался. Да и с получением денег, кажется, возникли трудности, поскольку Джованнине пришлось искать адвоката для достижения "соглашения с мамой" о переводе обещанной суммы в Прагу, куда она переехала со своим гусаром. Злого умысла со стороны Самойловой в этом быть не могло. Даже недоброжелательно настроенные к графине за проавстрийские симпатии итальянские авторы, признавали за ней необыкновенную щедрость. Но при ее широким образе жизни она часто испытывала недостаток в наличных средствах, которые поступали ей из многочисленных поместий в России.
Что касается Амацилии, то она родилась в 1828 году. Ее появление на свет стоило жизни матери. Пачини в упоминавшейся автобиографической книге писал: "В то время... меня постигло большое несчастье - через три дня после родов умерла моя ангельская жена". Когда Самойлова взяла Амацилию на воспитание неизвестно, но, судя по картине "Всадница", написанной в 1832 году, уже четырехлетней она жила у нее.
Затем мы видим одиннадцатилетнюю Амацилию с Самойловой на портрете Брюллова "Портрет графини Ю.П. Самойловой, удаляющейся с бала...".
Тогда она писала отцу из Петербурга:
Если бы, дорогой папа, ты видел этот город, как он красив! Все эти улицы такие чистые, что ходить по ним настоящее удовольствие. Мама все время возит меня смотреть окрестности. О театрах ничего не могу тебе сказать, потому что они закрыты из-за смерти короля Пруссии, но скоро они снова откроются, и тогда я сообщу подробности....
В 1845 году Амацилия вышла замуж за некоего Акилле Манара. Поначалу семейное счастье Амацилии было полным, но со временем супруги разъехались. В письмах отцу она горько жаловалась на одиночество, на то, что у нее нет детей. В 1861 году ее муж умер, оставив вдову без средств, поскольку, как она писала, покойный "тратил и тратил". Один французский мемуарист вспоминал, как в Париже в годы империи Наполеона III графиня Самойлова, по третьему мужу графиня де Морнэ, старалась "запустить в свет хорошенькую госпожу Манара". Кажется, ей это удалось. Амацилия вторично вышла замуж за французского генерала де ла Рош Буетт. Но затем, оставшись снова вдовой, ей пришлось вернуться в Милан и провести последние годы жизни в доме для престарелых при монастыре. По иронии судьбы приют находился неподалеку от бывшего дома Самойловой, который графиня когда-то обещала завещать не только Джованнине, но и ей. Амацилия умерла незадолго до начала первой мировой войны.
Дворец Ю.П. Самойловой (Графские развалины)
Дворец графини Ю.П.Самойловой был построен архитектором А.П.Брюлловым в 1830-е годы, он расположен в 4 км к югу от города Павловска в живописной местности, называемой теперь поселок "Динамо". История этого места восходит к 1726 г., когда Екатерина I подарила Славянскую мызу своему брату Карлу Скавронскому, а в 1829 г. мыза перешла в собственность его внучки Юлии Павловны Самойловой –
женщины замечательной красоты и острого ума.
Выстроенный А.П.Брюлловым в 1831-1835 г.г. и отделанный в современном вкусе того времени, дом стал в летнее время любимым местом собраний писателей, художников, музыкантов. Это вызвало недовольство Николая I, так как многие уклонялись от посещения приемов в Павловске, устраиваемых императорской четой.
В 1846 г. графиня Самойлова вынуждена была продать усадьбу Николаю I. В разные годы здесь размещались на отдых после маневров полковые офицеры, в 1870-е годы – Императорская школа садоводства и огородничества, а в 1896 г. – Ольгинский детский приют трудолюбия. После пожара 1943 г. дворец не использовался.
Ныне архитектурный ансамбль в поселке Динамо - прищёл в упадок.
Бывший дворец графини Юлии Самойловой - представляет собой руины получившие название "Графские развалины".
Дворец Ю.П. Самойловой.
Пруд в форме буквы S (Samoylova) - обмельчал, зарос и напоминает скорее болотистую лужу.
Пруд и церковь.
От старинного парка - осталась только история.
На данный момент действуют только Екатерининская церковь и кладбище.
Огромное кладбище рядом с церковью хранит имена людей самых разных сословий и званий.
Церковь святой великомученицы Екатерины
История великолепных, поистине царских пригородов Петербурга - Царского Села и Павловска богата
славными делами наших предков. Навеки в истории останутся имена благочестивых подвижников,
строителей и созидателей русской духовности и культуры.
Вот Церковь св. вмч. Екатерины и Рождества Пресвятой Богородицы в Царской
(бывшей Графской) Славянке в окрестности Павловска - наше дорогое наследие.
Храм как бы парит над округой, расположенный на высокой возвышенности с раскинувшейся перед ним равниной с долиной реки Славянки.
Когда-то издалека можно было увидеть изящную высокую колокольню. Увы, теперь она утрачена.
В 1941 г., чтобы не допустить использования церкви в качестве наблюдательного пункта врага,
колокольню снесли.
Сперва здесь не было церкви, и выселенные сюда графом Скавронским русские принадлежали к Царскосельскому приходу.
Храм был построен в 1748 году по благословению епископа Санкт-Петербургского и Шлиссельбургского
Никодима I (Сребницкого) графом Мартыном Карловичем Скавронским - родственником царицы Екатерины I.
Церковь эта каменная, в два этажа, сначала построенная в стиле Людовика XIV, а затем,
при возобновлении ее в 1829 году внучкой графа - графинею Юлией Павловной Самойловой,
была во многом изменена по проекту С.Адамини.
1871 году снова восстановлена в прежнем стиле архитектором Александром Ивановичем Резановым.
Нижняя церковь посвящена Св. Вмц. Екатерине, а верхняя, во втором этаже - Рождеству Пресвятой Богородицы. Иконостасы были устроены по рисункам архитектора А.П. Брюллова на средства графини Самойловой. В нижнем храме иконостас был резной из ясеня, в верхнем - сосновый.
В 1855 году усердием петербургского купца Федора Степановича Страхова, иконостасы были покрыты золотом, а на иконы сделаны серебряные ризы на сумму около 8 тысяч рублей.
Из икон были замечательны две: Тихвинской Божьей Матери и Спасителя, Сидящего в Славе. Обе - в серебряных ризах, помещены в киотах, крытых червонным золотом, и находились: первая - за правым клиросом, вторая - за левым. Первая была пожалована петербургским купцом Василием Алексеевичем Фроловым, вторая - тем же Страховым. Обе иконы находились в верхней церкви.
В ночь на 19 июня 1875 года драгоценности из церкви были похищены крестьянином Псковской губернии Иваном Гавриловичем Передойко и найдены испорченными, изрезанными или в слитках у петербургского серебрянника Наума, который купил их.
Из этих остатков был сделан запрестольный крест для верхней церкви.
Графиня Ю. П. Самойлова была одной из самых просвещенных
великосветских особ. Именно ее художник Петербургской Академии художеств - К. П. Брюллов изобразил в своей известной картине.
Многие посещали и ее дворец в Милане, где собирались известные деятели, например, итальянские
композиторы Беллини, Доницетти, Россини. Бывал там и Николай Васильевич Гоголь.
Церковь до революции содержалась сначала на средства помещиков.
Затем средства на содержание церкви предоставляло дворцовое правление.
Школ тогда в приходе было три одна - мужская Владимирская царскославянская,
двухклассная, подчиненная министерству народного просвещения, другая - женская
Царскославянская земская, одноклассная, третья - смешанная Владимирская-Мозинская,
также земская. Во всех трех школах от 200 до 250 человек.
Более четверти века настоятелем храма являлся прот. Николай Георгиевский († 1935).
После его кончины в церкви были устроены клуб и кинозал. А в 1946 г. богослужения в нижнем храме возобновились.
Открытый вновь после Великой Отечественной войны, храм и поныне продолжает обретать былую красоту и
благолепие, и является местом молитв прихожан города Коммунара и близлежащих сел и деревень.
В верхнем храме, стены и потолок которого были заново расписаны А. В. Трескиным,
богослужения возобновились в 1954 г. Примечательно, что художником было расписано около тридцати церквей,
в том числе, церковь ап. Петра и Павла в Павловском дворце. В 1998 г. храм отметил свое 250-летие.
Многих паломников привлекают мощи вмч. Екатерины на Синае. Но каждый храм во имя этой святой имеет
нечто свое, особое. Удивительна история иконы св. вмч. Екатерины и в этом храме. Когда немцы отступали,
в одном из деревенских домов они прихватили чудесную, отделанную украшениями, икону святой великомученицы.
И уже где-то на границе хозяйка этой иконы сумела с помощью Божией вернуть ее. Она дала обет, если вернется
с войны муж, передать эту икону в храм. В 1946 г. она это обещание исполнила. Сколько поколений
сменилось за это время, сколько было здесь крестин, венчаний, отпеваний. Огромное кладбище рядом
хранит имена людей самых разных сословий и званий. Многих прихожан окормляет протоиерей Вячеслав Клюжев,
отметивший недавно здесь 25-ю Пасху. За годы служения выросло не одно поколение духовных чад.
Мама будущего пастыря была певчей в церковном хоре, вышивала бисером иконы. Несколько таких икон
сейчас украшают нижний храм. Начинал служение псаломщиком в Николо-Богоявленском соборе,
где тогда уже служили такие уважаемые у нас священники как о. Николай Кузьмин и о. Василий Ермаков.
Кстати, благословил будущего пастыря на служение старец Кукша.
Мало у нас сейчас таких пастырей, которым человек мог бы принести всю свою боль,
довериться всецело и получить истинное утешение. Конечно, по грехам нашим, маловерию, гордыне.
Но Господь милостив даже в этом, поэтому посылает нам и ныне, даже в такие времена, молитвенников
и предстоятелей. Кто-то известен многим как проповедник, кто-то как строитель, кто-то, как многие
сельские батюшки в провинциях, известен только селянам. Но именно там важно определять сознание людей,
вызывать уважение к Церкви Христовой, возрождать утраченный за годы гонений интерес к народным традициям,
особому укладу жизни.
- Надо учиться у старцев, таких как о. Николай (Гурьянов) с о. Залита, о. Иоанн (Крестьянкин), -
говорит батюшка, размышляя о нынешних пастырях, - 
Главное, слушать наставления подвижников: любить Бога, любить ближнего и молиться.
Чтобы стать священником, призвание должно быть,
благословение особое. Но и просто звания христианина нужно быть достойным.
Немногословен батюшка. Не о себе - лишь о храме, о прежних настоятелях сказать согласился, показал могилы.
Труден путь служителей Божиих. Недавно сам о. Вячеслав перенес сложную операцию.
Просим помолиться о его здравии, желаем сил в трудах.
Любят прихожане свой храм. Надеются, что, возможно, найдутся, благотворители,
которые помогут восстановить колокольню. Но, кажется, с грустью смотрит на нас со старинного портрета
графиня Самойлова, от некогда великолепного особняка которой близ храма остался лишь растерзанный
остов в виде стен из красного покореженного временем кирпича.
Адрес: 188623, Павловск, пос. Динамо, Парковая ул., д. 1. Тел. 470-93-92
ИНН 7822004385
Приход Святой Великомученицы Екатерины, Пушкинский филиал ОАО Банк Санкт-Петербург,
р/с 40703810823000001159
к/с 30101810900000000790
БИК 044030790
Наверх
| |
